Книга "Цветочный крест" Елены Колядиной была признана худшей книгой года в России. Как сообщает РИА Новости, ей присудили антипремию "Полный абзац", вручаемую ежегодно за "все худшее в литературе".
Этот же роман, написанный стилизованным под древнерусский языком, в 2010 году стал лауреатом премии "Русский Букер". Решение жюри, выбравшего его из шорт-листа, в котором также были Олег Зайончковский, Мариам
Петросян и Герман Садулаев, вызвало недоумение публики - как блогеров, так и профессиональных критиков, которые сочли роман бездарным.
«Роман-катавасия» Елены Колядиной стал самым большим литературным скандалом 2011 года: не столько благодаря фривольному содержанию, сколько потому, что это содержание заработало ему премию «Русский Букер».
«Можно понять резоны жюри: Колядина написала книгу без оглядки на происходящее в литературном мейнстриме, без высоколобых кульбитов, книгу живую, смешную и по-хорошему «неправильную». Языковая игра, презревшая строгие нормы, зачастую происходит на грани вкуса — но не без искры. Критики, привыкшие судить серьезно, выискали море исторических и лингвистических несуразиц — но Колядина, если вглядеться, вовсе не претендовала на академическую точность.
Действие как будто происходит в провинциальной Тотьме в эпоху Алексея Михайловича — с оговоркой, что время и место лишь условно исторические. Героиня, наивная, но любознательная девица Федосья, проделывает путь от благоверной дочери церкви до неугодной блаженной, или «кощунницы». Автор шутовствует, излагает трагичную по сути историю языком «неприличного» лубка, в котором разговоры про «любозлостие» занимают центральное место. Тут скрыты и достоинство, и беда «Цветочного креста»: увлекаясь «срамными» диалогами и сторонними рассказами (которые, надо сознаться, приедаются довольно быстро), Колядина забывает о собственно сюжете, который в итоге оказывается слишком уж прост, а характеры — сыроваты. Но книга несет явный антиклерикальный заряд, протест против невежества, мракобесия, социальной несправедливости — и вдруг оказывается, что несерьезный роман о старине попадает в главные болевые точки современности».
Прав или нет Макс Тула - решайте сами, дорогие читатели!
Итак, начало первой главы романа «Цветочный крест» Елены Колядиной. Глава называется «Кудесы отца Логгина». Напомню, что эту книгу можно взять на абонементе Псковской областной универсальной научной библиотеки. Телефон для справок: (8112) 72-84-03
«— В афедрон не давала ли?..
Задавши сей неожиданно вырвавшийся вопрос, отец Логгин смешался. И зачем он спросил про афедрон?! Но слово это так нравилось двадцатиоднолетнему отцу Логгину, так отличало его от темной паствы, знать не знающей, что для подперделки, подбзделки, срачницы, жопы и охода есть грамотное, благолепное и благообразное наречие — афедрон. В том мудрость Божья, что для каждого, даже самого грешного члена мужеского и женского, скотского и птицкого, сотворил Господь, изыскав время, божеское название в противовес — дьявольскому. Срака — от лукавого. От Бога — афедрон! Отец Логгин непременно, как можно скорее, хотел употребить древлеписаный «афедрон», лепотой своего звучания напоминавший ему виды греческой горы Афон. Он старательно зубрил загодя составленные выражения: «В афедрон не блудил ли?», «В афедрон был ли до греха?» — рассчитывая провести первую в своей жизни исповедь в соответствии с последними достижениями теологической мысли. Отец Логгин лишь вчера, седьмого декемврия 7182 года (некоторые духовные особы, к сожалению, ориентируются на ошибочную и гнусную западную дату — 1674 год), прибыл в Тотьму для службы в церкви Крестовоздвиженья с рекомендательной епистолией к настоятелю отцу Нифонту и зело уповал на первый выход к пастве. И вот тебе — афедрон! Он тут же вспомнил, как, идучи к службе, внезапу встретил бабу с пустыми ведрами. «Далось же тебе, дуре, прости мя, многогрешного, Господи, переться с пустыми почерпалами улицей?! — расстроился отец Логгин, шагнув в сугроб.
— Разве нет для таких сущеглупых баб с ведрами проулков либо иных тайных троп? Ты б еще в церковь святую, прости, Господи, мне сие всуе упоминание, с почерпалами поперлася! Ох, не к добру… Не забыть, кстати, вопросити паству, не веруют ли во встречу, в пустые ведра, в гады, в зверя, в птичий гомон, бо се есть языческие кудесные мерзости? А кто верует в пустые ведра, тому, грешнику богомерзкому, епитимью от Бога назначить в сорок дней сухояста». Ах, баба проклятущая! Свечера отец Логгин лег с женой своею Олегией в разные постели, дабы уберечься от грешного соития накануне первой службы. Помолился истово, дабы во сне не жертвовать дьяволу — если вздумает тот искушать, — семя без потребы грешным истицанием на порты. Утром омыл межножный срам. Телом бысть чист отец Логгин, и на душе бысть ликование от предстоящей многотрудной работы на тотемской ниве, и певши в ней звонко едемские птицы, и цвели медвяные цветы!.. Но, не иначе — лукавый послал ту бабу со злосмрадными ея ведрами? Ах, бес! Он, он, говняной дух, творит отцу Логгину препоны! «Если бы то Господь слал мне испытание, то проверял бы меня богоугодным термином! — торжествующе возмыслил отец Логгин. — Аз же упомянул некстати дьявольскую калову дыру. Ах, бес!» Догадавшись об истинной — дьявольскиискусной причине своего неожиданного отступления от исповедального канона, отец Логгин воспрял. Он очень любил борьбу! «Изыди, лукавый!» — пламенно вскрикнул в мыслях отец Логгин. И язвительно спросил вездесущего демона: «Разве с того следует начинать вопросити исповедующихся? Жена ся должна сказать мне: исповедуюся аз, многогрешная жена, имярек… Надо вопросити, как имя ее… Немного помолиться следует с ней, распевая псалом. И, окончив молитвы, снять покрывало с ея головы. И расспрашивать со всей кротостью, сколько это возможно, голосом тихим…»
Отец Логгин звонко прочистил гортань, сделал строгое, но отеческое лицо, взглянул на освещенный свечным пламенем профиль молодой жены и приготовился восстановить канонический ход таинства, изринувши дьявола… Однако бесы не желали отступать!..
— Кому, отче? — вопросивши жена, как только почувствовала на себе взгляд попа.
— Что — кому? — охваченный подозрениями, рекши отец Логгин.
— Давала — кому?
— Или их было несколько? — трепеща от ужаса (он впервые столкнулся лицом к лицу со столь изощренно богомерзким блудом), гневно спросил отче.
— Или не мужу ты давала в афедрон?!
То, что исповедь против воли опять свернула к теме афедрона, несколько смутило отца Логгина, но, в конце концов, он мудро решил, что начать с самого тяжкого греха не есть грех.
— Нет, не мужу, господин мой отче.
«Двойной грех! — быстро промыслил пастырь.
— Блуд с чужим мужем и блуд в афедрон».
— Кому же?
— Отцу, брату, братану, сестричичу…
После каждого вновь произнесенного сродственника отец Логгин вздрагивал нутром».
Материал подготовила
Ирина Королёва,
руководитель отдела социокультурного развития
0 коммент.:
Отправить комментарий